Обыкновенный необыкновенный Человек

Владимир Михайлович Кунин (1906-1968) был участником первых трех послевоенных антарктических экспедиций 1955-1958 гг. Он руководил строительством поселка «Мирный» и станции «Пионерская». Полярники называли Кунина живой легендой. История его яркой, насыщенной любовью и приключениями, но, к сожалению, не очень долгой жизни интересна не только близким ему людям.
Надеюсь, что этот рассказ о Владимире Михайловиче заинтересует и читателей нашей газеты (статья была опубликована в газете «ЕВРЕЙСКОЕ СЛОВО», №45 (318), 2006 г.).

«Обыкновенный необыкновенный человек» – так назвала Кунина его внучка Маша, которая никогда не видела деда (он умер за несколько лет до рождения Маши), но она так много слышала о нем от мамы и бабушки, что образ деда сложился в ее сознании в реального человека.
Своего очаровательного малыша, смышленого, темноглавого, Маша назвала Володей, Владимиром, в честь деда. И сделала это не под влиянием мамы, а по велению сердца – пусть сын будет таким, как дедушка.
…Каким? Веселым, с большими руками и неистощимой фантазией или смелым, честным, открытым для родных и друзей, бесконечно любящим и любимым… Он был всяким, главное, – личностью, о которой спустя много лет хочется говорить, вспоминать, ощущать, глядя на снимки в семейном альбоме, читая его дневники и письма.
26.11.57 г. Леночка, любимая, счастье мое! Я очень волнуюсь. Приснившийся мне прошлой ночью сон выбил меня из свойственного мне состояния равновесия. Мне самому странно, но сегодня я благоговейно целую твою сильно увеличенную фотографию. Я люблю тебя, Леночка, люблю! И не вижу границ усиления этого чувства. Удивительно, что это не спокойная любовь старичка, прожившего много лет с женой, но все прогрессирующее обостренное чувство, поглощающее и удивительно острое.
Из истории семьи Куниных со слов дочери Владимира Михайловича, Инны Владимировны:
«Мой прадед, Карп Абрамович Кунин, жил в Самаре, был купцом первой гильдии. Состояние нажил на торговле лесом на реке Чусовой в Зауралье. Имел дома в Самаре и дачу в Жигулях. Прадед был нрава крутого, детей сек до взрослого возраста. Умер он в 1902 году, похоронен в Варшаве. Его дело перешло к старшему сыну Михаилу, моему деду. Михаил Карпович женился на Фаине Марковне Симоновой, совсем юной девушке из Могилева, которая родила ему трех сыновей. Мой отец, Владимир, был средним. Семья Куниных отличалась широкими взглядами. Их дом называли «ассимилированным еврейским домом». В Самаре была большая еврейская община, и Кунины, будучи людьми богатыми, всячески ее поддерживали и были в центре дореволюционной еврейской жизни. В то же время бабушка Фаина с одинаковым гостеприимством принимала у себя как раввина, так и священника.

В. Кунин. 1926 г.

В семнадцатом году мой дед с семьей бежит от революции в город Миасс, а в 1925 году его арестовывают и после тюрьмы отправляют на поселение под Пермь, где в 1931 году он умирает от рака. Бабушка ездила к нему в ссылку, но в силу обстоятельств с ним там не жила…»

О детстве и отрочестве Володи Кунина известно немногое. После революции семью мотало по стране, и учиться приходилось урывками. В четырнадцать лет Володя поступает в зерновой техникум, хотя с детства мечтает о море. Из-за социального происхождения он не мог поступать в мореходное училище. Успешно сдав приемные экзамены в Петербургскую лесотехническую академию, Володя через несколько лет ее благополучно оканчивает. Его мечте о дальних странах и морских путешествиях суждено было осуществиться намного позднее…

Спустя какое-то время после смерти мужа мать Владимира выходит замуж вторично. Ее избранник – Соломон Михайлович Шлифер, который вскоре становится раввином Московской хоральной синагоги.

Соломон Михайлович был сыном Михаэля Шлифера – раввина города Александрии Херсонской губернии.

У Соломона Шлифера была трагическая судьба: во время погромов он потерял мать, братьев и первую жену. Его сын Моисей не вернулся с войны.

До того, как Соломон Михайлович был назначен раввином, он служил бухгалтером. Благополучно пережив время воинствующего атеизма и гонений на служителей религиозного культа, Шлифер получает разрешение полететь в Париж на Совет религиозных общин. Он поддерживает связь с Еврейским антифашистским комитетом, организовывает в Москве ешиву. Под руководством Шлифера в 1956 году был переиздан молитвенник (правда, с добавлением молитв «за здравие советского правительства»), стал издаваться еврейский календарь.

Для Владимира Кунина и его братьев, которые очень любили отца и чтили его память, второй брак матери был событием, как сейчас говорят, неоднозначным. Хотя братья Кунины воспитывались в религиозных традициях, соблюдали праздники, посещали синагогу, Владимир стремился преодолеть стереотип заумного, физически слабого юноши в очках, поражающего своим интеллектом и не умеющего забить гвоздь. В юности он воспитывал в себе мужество, ухарство, физическую силу. В этом было его «преодоление». Когда в семью Куниных вошел Соломон Михайлович Шлифер, у Владимира была возможность пересмотреть свои религиозные взгляды, но он этого не сделал, и масштаб личности Шлифера недооценил, хотя относился к нему с уважением.

С Леночкой, единственной своей женщиной, любовью всей жизни, Владимир познакомился в Москве. Это случилось во время его учебы в Питере. В Москву Владимир ездил к маме, которая жила в Тетеринском переулке, в квартире бывшего нэпмана Бенциона Львовича Швейделя, которого ею «уплотнили». Здесь Владимир увидел его дочку Елену и влюбился. Роман был долгий, продолжался семь лет, выдержал испытание временем, бесконечные разлуки и закончился браком. Случилось это счастливое событие в тридцать четвертом году.

С женой Еленой

– Я не знаю более гармоничной пары, – говорит Инна Владимировна, – мама была очень красивой женщиной и обожала мужа. В тридцать шестом году родилась Наташа, через два года – я. Жизнь была трудной – работал один отец. Мама выполняла всю домашнюю работу, обшивала нас с сестрой, проявляя чудеса вкуса и изобретательности, без конца что-то перекраивая и переделывая. Отец часто ездил в командировки, и мы все болезненно переживали разлуку. Зато какими были встречи!

Бабушка и Шлифер жили в комнате при синагоге, – продолжает Инна Владимировна, – мы с сестрой играли там и бегали по всему дому. Родители против такого общения никогда не возражали.

Мы очень любили праздники, особенно Хануку. У Соломона Михайловича были родные внучки, Но он не делал различия между нами. Всем дарил «хануке гелт», и это было невероятное счастье. На Пейсах собирались всей семьей, все садились за пасхальный стол. Во главе Соломон Михайлович. Он – ведущий праздника. Отец всегда бывал с нами. Каждую свободную минуту он проводил с семьей – что-то мастерил, вырезал маленькие лодки, ставил паруса по всем правилам, умел вязать морские узлы, учил соседских мальчишек стрелять из лука, который сам же и делал. Папа прекрасно знал поэзию, в том числе и запрещенную тогда, например, Николая Гумилева. Любил читать вслух и… мастерски колол дрова.

Кунин профессионально разбирался в географических картах, изучил маршруты знаменитых путешественников, как будто предчувствуя, что в конце концов он выйдет в открытое море…

Отечественная война разбросала семью Куниных. Владимир Михайлович имел бронь и был срочно эвакуирован на Урал, где его предприятие занималось стройматериалами, необходимыми фронту. В 1942 году он на ногах перенес серьезный инфаркт и с того момента у него были проблемы с сердцем, которые тщательно скрывал даже от самых близких. Причиной инфаркта была физическая перегрузка и переживания о судьбе семьи: жену с дочками эвакуировали в Сталинград как раз в то время, когда все оттуда бежали.

– Нас спас случай, – говорит Инна Владимировна. – Мама на базаре встретила морского офицера, которого в свое время отец спас от безработицы (он был разжалован и никто не хотел брать его на службу). Этот офицер приставил к нам солдата, который погрузил маму и нас с сестрой на баржу, и мы поплыли в Тюмень, к тетке…

Послевоенное время было нелегким. Кунин как всегда много работал – ездил восстанавливать разрушенные города, занимался полносборным малоэтажным домостроением. Девочки учились, Елена Борисовна охраняла домашний очаг. Наступил 1955 год. Кунин работал в министерстве стройматериалов, когда ему предложили участвовать в Первой антарктической экспедиции в качестве руководителя строительного отряда.

Удивительно, что Владимир Михайлович попал в эту экспедицию: беспартийный, еврей, сын репрессированного купца первой гильдии – это ли не странно для послесталинской эпохи, когда «оттепель» во многих сферах была чисто условной! Но подготовка к путешествию по морским просторам проходила совсем непросто. Сначала были сложности с медкомиссией. Врач увидел на кардиограмме перенесенный инфаркт и сразу заколебался. Тогда Кунин встал перед ним на руки и попросил после этого измерить ему пульс. Недаром одной из любимых книг Владимира Михайловича была «Повесть о настоящем человеке». Только там Мересьев танцевал перед врачами, а Кунин сделал стойку. Врача он убедил, но впереди было еще получение визы. И вот калининградский порт, красавица «Обь», огромный корабль готовится в плавание. Всем участникам экспедиции выдали морские книжки, а Кунина в списках не оказалось. «Кроме дикого разочарования, обиды и горечи, – пишет Кунин, – я переживал и неизбежность материальных осложнений, поскольку был обязан вернуть выданный мне и уже истраченный крупный аванс. Это легло бы страшным бременем на мою семью…»

Разрешение на участие Кунина в экспедиции поступило ночью, и утром в день отъезда он явился в порт и получил морскую книжку. Кунину было уже пятьдесят, но с каким мальчишеским восторгом смотрел он на громадный корабль высотой в многоэтажный дом!

И вот загудел прощальный гудок, два портовых буксира потащили «Обь» из Калининградского порта. Прощай земля, здравствуй море!

С первого дня начались испытания на силу, выдержку и выносливость. Кунин сразу же организовал бригаду – они укладывали грузы, крепили их, обтягивали брезентом и сетками. Чтобы понять масштаб работ, нужно представить себе груз: два самолета «Дуглас», легковой самолет, вертолет, семь больших морских лодок, катера, сани и много-много другого имущества.

Далее я буду обращаться к дневнику Кунина, ибо никто лучше его не расскажет о тех далеких героических буднях, во время которых полностью проявился характер этого «обыкновенного необыкновенного человека».

Очень интересны приметы времени: «На рассвете вошли в Кильский залив… с жадным любопытством смотрим на очертания чужого города: чистота, сногсшибательная опрятность… островерхие высокие черепичные крыши, все выглядит как игрушечное или нарисованное... Вот она «старая добрая Германия». Немцы в порту смотрят на нас сдержанно и явно враждебно. У меня к ним чувство брезгливого отвращения (честно признаюсь)…» И в этот же день после опасной, рискованной работы на высоте шестидесяти метров Кунин записывает: «Ночью делали стенгазету ко Дню конституции до трех часов…» «Обь» проходит мимо берегов Германии, Франции, минует Бискайский залив, который называют «кладбищем» кораблей, и благополучно выйдя из него, следует вдоль берегов Испании и Португалии. «Весь день работа, – записывает Кунин, – а вечером собрания, совещания, редко – кино… Питание у нас четыре раза в день… очень вкусно и обильно. Бедная моя талия… К столу положено появляться побритым и при галстуке. Я работаю в комбинезоне и сапогах… Еле успеваю переодеться… На судне я убедился, что я еще ловчее, сильнее и крепче многих молодых…»

Кунин не переоценивал своих возможностей, он действительно не боялся трудностей и преодолевал их легче других, но самые тяжелые испытания были еще впереди. Он очень скучает по семье, волнуется о дочках и своей любимой Леночке. Вокруг экзотика – судно плывет по Атлантическому океану мимо берегов Африки, приближается к тропикам. В Москве мороз 30 градусов, середина декабря, а здесь жара, днем из воды выскакивают небольшие акулы, корабль сопровождают чайки, ночью кружит над палубой саранча. Есть запись, где Кунин описывает, как он на большой высоте при сильных порывах ветра присоединял прибор, улавливающий солнечную радиацию. И никакого самолюбования, хвастовства, как будто это обычное для него занятие, только ощущение необычайного простора: «Жаль, что нельзя было оттуда увидеть Москву…» И дальше: «…Бесконечно обидно, что Леночка и девочки не могут видеть всего этого! Об этом я непрерывно думаю, и все виденное в значительной мере теряет прелесть».

17 декабря 1955 года «Обь» пересекла экватор. Ко всем своим качествам Кунин был натурой артистической, обладал огромной фантазией, и так как был еще и художником, сам мог воплотить все свои придумки в красочное зрелище. Предстоял традиционный праздник Нептуна… «Как-то получилось, что вся организация, изготовление париков, костюмов и всего реквизита, разработка ритуала и режиссура – все на мне…» Владимир Михайлович и дома любил устраивать представления, заражая всех домашних своим азартом и вовлекая в общее веселье. А тут он превзошел сам себя – праздник Нептуна удался на славу!

Чего только не было в этом путешествии – и невыносимая жара, и проливные дожди, и сумасшедшая качка. Но вот все это осталось в прошлом, промелькнул Новый, 1956 год. «Позади мыс Доброй Надежды, а впереди начало нашего «ледникового периода».

Кунин мастерски описывает знакомство с Антарктикой. Первые встречи с тюленями и пингвинами разряжают тревожное настроение – «пингвины похожи на маленьких джентльменов в черных фраках и белых жилетах, а неуклюжие светло-серые красавцы-тюлени поражают огромными черными выпуклыми, почти человечьими глазами». Но радоваться и улыбаться приветливым северным животным удалось совсем короткое время. В первую же ночь начался шторм со снежной пургой. Корабль содрогался от ударов волн. Кунин по своему характеру оптимист, но и его порой угнетает нескончаемая буря. «Все-таки это страшное место…– один из кругов дантова ада». Тем не менее бесконечные разгрузки-погрузки (не всегда удается правильно выбрать сразу место стоянки), непривычные полеты на вертолете, тяжелая физическая работа не лишают Кунина чувства юмора и присутствия духа. Он записывает в дневнике: «Посмотрела бы Леночка на меня!... Сейчас из зеркала глядит на меня толстая красная загорелая рожа толстопузого седого Фальстафа, пышущая здоровьем…»

Первое плавание в Антарктику закончилось в мае 1956 года.

Несколько месяцев дома пролетают, как одно мгновение, и снова моря и океаны. Только на этот раз в плавание команда выходит не на красавице «Оби», а на скромной «Кооперации», которую долго не допускают к рейсу, но в результате корабль укомплектовывают всем необходимым и – в путь!

До этого момента портрет Кунина создавался «мазками, нанесенными на полотно» им самим и его близкими. Теперь появляется возможность увидеть Кунина глазами постороннего человека, встреча с которым произошла у Владимира Михайловича на «Кооперации».

В 1963 году в издательстве «Советский писатель» вышла «Ледовая книга» – антарктический дневник эстонского писателя Юхана Смуула. Личность Кунина произвела на Смуула большое впечатление, о чем он пишет в своем дневнике: «Сожитель у меня – Владимир Михайлович Кунин, возвращающийся уже из третьего рейса на ледовый материк. Мы познакомились в Мирном… Он инженер, глубоко образованный, деликатный, веселый и подвижный человек, прекрасный товарищ. Мы наверняка с ним подружимся». Далее имя Кунина встречается на многих страницах книги. Они вместе проводят время на берегу, в разных городах Австралии, где Кунин, зная английский язык, служит переводчиком. Они действительно подружились и редкое свободное время проводили вместе. Какой-то насмешник назвал Юхана Юрьевича «спутником» Кунина. «И хотя Кунин не похож на земной шар, я вполне доволен своей должностью, – пишет Смуул. – Мой сосед среднего роста, у него седая лысеющая голова, говорит он тихим голосом, никогда не ругается… Он известный инженер, автор нескольких… книг, пользуется авторитетом среди строителей… Когда корабль готовили в океане к приему груза зерна, он целыми днями пропадал со своим строительным отрядом в трюмах. Судно он знает как свои пять пальцев, морей и океанов видел больше, чем иной моряк. Он покидает каюту рано утром, а возвращается около одиннадцати…У него золотые руки, он умеет делать множество… простых и сложных вещей из дерева или железа, он не может жить без работы. Он хорошо рисует, умеет играть на мандолине и на рояле, хорошо знаком с искусством и свободно говорит по-английски…»

Более подробную характеристику трудно предложить читателю этого очерка, но какие чувства и переживания скрывались за внешними проявлениями кунинского характера, можно узнать только из его дневника: «…Леночка, любимая!… Днем с моей командой отправились в Мирный… Приняли меня очень тепло, называя живой историей поселка… И в этот рейс я нередко был с тобой во сне, и нам всегда было хорошо…, ты всегда была частью меня, а я частью тебя, всегда была близкой и милой…»

2-е февраля 1958 года

Кейптаун. 1956 г.

«Сегодня приходит за нами «Кооперация». Леночка, детки, сегодня начинается путь к вам, любимые… Белая невеста Антарктида проводила нас последней иллюминацией: по всему черному звездному небу разгорелось великолепное полярное сияние…»

Владимир Михайлович Кунин умер 24 октября 1968 года, через десять лет после возвращения из своей последней Антарктической экспедиции. Он прожил эти годы в любви и согласии. Дочери были уже взрослыми, учились, работали. По-прежнему вечерами читали вслух любимые стихи, обсуждали события, происходившие в стране. Кунин занимался техническими переводами, постоянно что-то мастерил.

У него было изношенное сердце, и он знал, что может умереть в любую минуту, но никогда не говорил об этом с родными. Сознавая, что жить осталось немного, он составил список дел, которые хотел успеть завершить. В своем дневнике он писал: «Антарктида ежегодно берет свои жертвы». Он тоже мог бы стать одной из них, потому что не избегал опасностей, всегда был на переднем крае. Но судьба уготовила ему иной конец. В свое последнее плавание он ушел внезапно, оставив на долгие годы невыносимую боль в сердцах тех, кого любил больше всех на свете.

Антарктида

* * *

Елена Борисовна Кунина, вдова Владимира Михайловича, скончалась в 1995 году, успев воспитать двух внучек.

Наталия Владимировна Магазаник, старшая дочь, живет в Израиле; в 1999 году опубликовала в газете «Вести» статью о своем отце.

Инна Владимировна Кунина, младшая дочь, архитектор, живет и работает в Москве.

Галина Белоцерковская

Эта статья была опубликована также в ЖЖ Кунин-Клуба. Ниже приводим комментарий к статье, оставленный анонимным автором.
Есть версия, что автор комментария - Н.В. Кунина (Магазаник), участник Кунин-Клуба и дочь героя статьи.

Как это часто бывает, в семье хранятся легенды о предках и родственниках. Сегодня нельзя наверняка сказать, действительно ли то, о чём там идёт речь, было так, или иначе, но всё же эти рассказы до некоторой степени правдоподобны.
1. Так, по одной из семейных легенд, в кабинет Владимира Михайловича однажды пришёл человек в сером плаще и хромовых сапогах. «Вы товарищ Кунин? Проедем с нами». "Арестовывают", - подумал Кунин. «Паспорт при Вас?» «Нет.» «Тогда заедем домой». Приехали домой. Владимир Михайлович бледный-бледный, а виду жене не показывает. Так его повезли в «Большой дом» этого маленького городка. Привели в какую то большую комнату и приставили красноармейца с винтовкой; сказали, чтобы он подождал. Минут через сорок его ввели в большой кабинет. Там ему сказали: «Не можете ли Вы на вашем заводе изготовить нам шкафчики, а то шинели вешать некуда?».Так Владимир Михайлович отделался легким испугом.
2. Во время одного из антарктических плаваний в двухместную каюту Кунина поселили американского метеоролога. Это почему-то не понравилось Кунину, и он стал просить, чтобы его поселили в какую-нибудь другую каюту. Но ему отказали, и они жили в двоём на протяжении всей экспедиции. А по возвращении в США метеоролог написал: «Русские такие же парни, как мы». По мнению Владимира Михайловича, это была высшая похвала.
3. Когда Владимир Михайлович был ребёнком, в семье, чтобы не путать его с другими его братьями, называли его "Володя Короткий".
В этой статье также допущена одна ошибка: Карп Абрамович умер не в 1902, а в 1907 году.

Просим Наталью Владимировну уточнить авторство комментариев и помочь в сборе других материалов о В.М. Кунине для публикации их на сайте Клуба.

[наверх]